– Не хочешь поведать о своих приходах и уходах?

– Ничего определенного сказать не могу.

– О подругах? Приятелях?

– Не-а.

– Ты имеешь в виду, что никуда ни с кем не…

Девон рассмеялась.

– Да не будь ты наивным. Конечно – и с кем, и куда.

Райан даже потемнел лицом.

– Черт бы тебя побрал! Я именно об этом и спрашиваю. Я изложил мой график, теперь хочу знать твой.

– А зачем?

– Что ты хочешь этим сказать: а зачем? Затем… затем, что все цивилизованные люди так поступают.

– Я не согласна. Изложить свой график – это была твоя идея, Райан. Я не спрашивала, как ты проводишь свое время, потому и от тебя ожидаю, что ты не будешь интересоваться, как я собираюсь проводить свое.

Девон зашла слишком далеко. Она прочла это на его лице за долю секунды до того, как он покрыл расстояние, разделяющее их; она хотела укрыться за барной стойкой, но было поздно – он оказался проворнее.

Руки Райана вцепились в ее предплечья, как когти хищного зверя. Непроизвольно она со всхлипом вздохнула, когда он рывком приподнял ее так, что она привстала на цыпочки.

– Что еще за бред! Черт побери! Ты – моя жена! Я научу тебя относиться ко мне уважительно!

– Я твой партнер по шестимесячному лизинговому договору! – отрезала Девон. Сердце бешено колотилось, но голос каким-то образом оставался холодным и спокойным. – Я не собираюсь совершать что-то порочащее тебя, но и ты должен вести себя соответствующим образом и оказывать мне уважение! Подобных правил я буду придерживаться и в отношениях с твоим дедом. Все, что вне этого, тебя не должно касаться. Понятно?!

На челюсти Райана импульсивно дернулся мускул.

– Я смотрю, ты все хорошо продумала. Девон не отводила взгляда от его холодных глаз. Еще несколько минут назад она вообще ни о чем не думала, но это ему не обязательно знать.

– Разумеется, – сказала она. Разумеется. Разумеется.

Слово эхом отдавалось в голове Райана. Как она могла оставаться такой чертовски спокойной и собранной, когда он… когда у него все кипело внутри?..

Он все сильнее сжимал ее плечи. Имелись способы заставить ее не смотреть таким едким, насмешливым взглядом.

Он чуть не поддался желанию встряхнуть ее, как тряпичную куклу. Или прижать свои губы к ее и целовать, целовать, пока она не запросит пощады, пока не обовьет его руками, пока сама не начнет просить его – прямо здесь, на мраморном полу… Он сорвет с нее одежду, чтобы чувствовать каждый сантиметр ее обнаженного тела и любить, любить, и она станет всхлипывать, произнося его имя, станет умолять, чтобы он никогда не покидал ее.

Выругавшись сквозь зубы, он отпустил ее и сделал шаг назад.

– Наверху есть помещение для гостей, – произнес он без всякого выражения. – Там ванная, туалет и небольшая гостиная. Я полагаю, тебе будет удобно.

Девон кивнула. Сердце ее все еще колотилось в ускоренном темпе, а плечи в тех местах, куда впились его пальцы, болели. Однако она и виду не подала.

– Безусловно, сказала она и, повернувшись, вышла из кухни.

Не так-то легко было тащить увесистый чемодан вверх по лестнице и в конец коридора, но она дотащила.

Заперев за собой дверь, она позволила себе свободно вздохнуть.

Апартаменты оказались более чем удобными – Девон нашла их очень даже элегантными. Будь она в другом расположении духа, она бы повнимательнее и с большим удовольствием осмотрела отделанный мрамором камин, старинную кровать – с четырьмя высокими столбиками и балдахином в виде шатра – и сад под окном. Но не сейчас. Свою первую брачную ночь она вынуждена проводить в полном одиночестве…

Впрочем, о какой брачной ночи может идти речь? Все, что происходит, – подделка, фикция, бутафория. Именно так Девон и сказала Беттине, когда та попыталась всунуть ей в чемодан прозрачную ночную рубашку со всякими кружевами, рюшечками и финтифлюшками.

– Она мне не понадобится, – с отвращением заявила Девон, скривив губы.

При других обстоятельствах эта ночнушка могла бы ей и пригодиться. Первая брачная ночь – такая замечательная штука!

Столь знаменательное событие в жизни каждой девушки и ее не обошло бы стороной, сложись их отношения иначе. И неважно, что они так недолюбливают друг друга. Отрицать их сильное, почти непреодолимое сексуальное влечение друг к другу – глупо. Даже несколько минут назад, на кухне, чутье подсказывало ей, что с трудом скрываемая ярость может легко перейти в дикое, страстное желание.

Девон всхлипнула от отчаяния и отвернулась от окна. Быстро разделась, натянула старую фланелевую ночную рубашку и заползла в огромную старинную кровать.

Шесть месяцев, подумала она, подтаскивая одеяло к подбородку, – это не так уж долго.

Правда, не то что шесть месяцев, а всего лишь несколько часов иногда длятся целую вечность, если это твоя брачная ночь и ты проводишь ее одна.

Вот и пятница, начало долгого, нескончаемого уикенда – Дня независимости.

Райан было решил, что к этому времени половина Манхэттена двинулась на восток, к Хэмптону, или на север, в Коннектикут, но, распахнув дверь “Вотеринг-Хоул”, понял, что это не так. Если судить по мощной волне музыки, по многочисленным телам, трущимся в толкучке одно о другое, в этом заведении сегодня, как и обычно, по пятницам, бизнес пойдет неплохо.

Райан, встав на цыпочки, вглядывался через головы в то место, где находилась барная стойка. Чтобы туда добраться, с раздражением подумал он, придется потратить добрые полвечера. Неужели всем этим людям некуда больше пойти?

– Привет, мужчина!

Райан посмотрел вниз. Маленькая брюнетка с шоколадно-карими глазами, с капризными губками, накрашенными ярко-красной помадой, и с огромным вырезом на платье, способном возбудить и умирающего, улыбалась ему.

– Привет, – кивнул Райан.

– Тесновато, а?

– Точно.

Кто-то толкнул брюнетку в бок.

– О-у-у-п-с! – воскликнула она, падая на Райана. – Я крайне сожалею, мужчина!

Райан улыбнулся. Он очень сомневался, что она хоть немного сожалеет. Нос задран кверху, глаза хитро блестят. Руками она уперлась в Райана, положив ладошки ему на грудь, да и большей частью своего впечатляющего бюста – тоже.

Сегодня она кого-нибудь осчастливит, подумал Райан, но без малейшего сожаления, что не его.

– Извини, дорогая, – сказал он. – Мне тут надо кое с кем встретиться.

– О-о! Губы скривились в обиженной улыбке. – Везет ей, этой “кое-кому”.